Начались первые эксперименты по воздействию на человеческие воспоминания. О нескольких таких удачных попытках было доложено на конференции, посвященной механизмам памяти, которая прошла недавно на базе лаборатории нобелевского лауреата Джеймса Уотсона Cold Spring Harbor в США. Единственный участник из России, руководитель лаборатории нейробиологии памяти Института нормальной физиологии РАМН профессор Константин АНОХИН считает, что в будущем можно будет совершать и обратный процесс — восстанавливать нарушенные воспоминания. Исследования, которые проводятся группой Анохина, могут приблизить этот момент.
— Константин Владимирович, говорят ли эти эксперименты о прорыве в исследованиях памяти и соответственно о возможностях более эффективного воздействия на нее?
— Это пока еще не прорыв, но уже концептуальный переворот. Целый ряд открытий последних лет радикально меняют наши представления о памяти. Считалось, что это след, хранящийся на полочке кладовых мозга, который мы можем при необходимости взять и точно воспроизвести, стряхнув пыль. Нужна новая теория.
— Что дает основания так думать?
— В течение более ста лет почти все исследования нервных механизмов памяти были сосредоточены на том, как она формируется и как хранится. И практически не обращали внимания на третий компонент — извлечение. Как мозг извлекает информацию и что происходит в нервных клетках в тот момент, когда мы что-то вспоминаем, оставалось тайной и, соответственно, не находило отражения в теоретических концепциях. Теперь у нас появились новые возможности изучать эти процессы, и мы увидели, что память, информация о каком-то событии, формируется в одних структурах мозга, а извлекается при воспоминании из других, она как будто бы все время путешествует . Но это еще не все — она не только находится не там, где ее положили , но она и не та . Воспоминание значительно отличается от оригинала. Память никогда не бывает точной копией прошлого.
— Как вы к этому пришли?
— Наша группа занялась исследованиями памяти около 25 лет назад, и довольно скоро мы открыли гены, участвующие в запоминании информации в мозге. Потом, как часто бывает в науке, началась рутинная работа — расшифровка деталей. Нам стало скучно заниматься этим, и мы обратились к вещам необычным, неукладывающимся в существующие концепции.
Одну из них обнаружил знаменитый кембриджский психолог Фредерик Бартлетт, который еще в начале прошлого века проводил оригинальные тесты. Он показывал испытуемому необычный рисунок и просил по памяти воспроизвести его. Потом предлагал повторить то же самое (уже без картинки) спустя несколько дней, потом — еще через неделю, и так несколько раз. Затем выкладывал все полученные картинки в ряд, и было видно, что каждое следующее изображение несколько отличается от предыдущего, а последнее совершенно не похоже на оригинал. Но студенты были уверены, что это именно то, что им показали! В своей книге Бартлетт писал, что воспоминание — это не повторное воспроизведение (или прохождение нервного импульса по тем же местам, связям, как считали и продолжают считать многие нейробиологи), а творческая реконструкция, попытка заново пережить то, что когда-то было ощущением. Впечатление такое, что в момент воспоминания старая информация в мозге переписывается , и часть ее как будто бы затирается новой.
Итак, мы взяли на вооружение наблюдения Бартлетта и несколько странных научных работ конца 60-х, которые долгие годы были забыты, поскольку тоже не вписывались в принятую концепцию. В них подопытное животное обучали определенным вещам, а спустя некоторое время возвращали в обстановку, в которой проходило обучение. И оказалось, что если после того, как происходило воспоминание, мышку охладить или вызвать судороги (факторы, обычно препятствующие запоминанию новой информации), то она забывает то, чему научилась когда-то давно, что, казалось, прочно засело в голове. Старая память исчезает!
Отталкиваясь от этих необычных фактов, мы начали новую программу исследований, чтобы выяснить, какие же молекулярные процессы происходят в клетках мозга животных в момент реактивации памяти (воспоминания). И обнаружили, что определенные химические вещества, которые мешают первоначальному запоминанию информации, способны разрушить и давние воспоминания. Уже позже эту линию стали разрабатывать многие лаборатории в мире, и сейчас она стала одной из точек роста в исследованиях памяти.
— Какие практические последствия возможны?
— Когда мы вспоминаем что-то, мы все время производим апгрейд старого опыта, и если вмешаться в известные нам молекулярные процессы, происходящие в этот момент в мозге, можно заблокировать этот процесс обновления. Но удивительно, что при этом исчезает и старая память. Гипотетический пример: если в момент, когда вы будете приспосабливаться к новой машине с левым рулем, вы примете вещество, препятствующее запоминанию, то можете не только не освоить левый руль, но и забыть старые навыки вождения. Исследователи сегодня интерпретируют это так: когда мы вспоминаем прошлое, мы вначале должны стереть прежнюю информацию об этом событии и поверх этого уложить повторное воспоминание. Если вмешаться в этот момент в процессы воспоминания, то старое стирается, а новое не укладывается.
— Были ли случаи применения этого метода на людях?
— Да. Буквально на наших глазах рождается совершенно новая область медицинской практики, которую я бы условно назвал фармо-психотерапией . Что лежит в основе психоанализа и психотерапии? — Попытка извлечь старый, скрытый фрагмент воспоминаний пациента, который является причиной неврозов, внутренних конфликтов. Но дальше психотерапевту приходится, буквально как скульптору, руками работать с этим извлеченным воспоминанием. Искусство заключается в том, чтобы помочь пациенту пересмотреть этот конфликтный фрагмент памяти и уложить его обратно так, чтобы он оказался в ладу с остальным жизненным опытом человека. Удается это далеко не всегда. Но теперь эксперименты на животных обнаружили гораздо более простую возможность — извлекать травматическое воспоминание на фоне приема определенных веществ, позволяющих стереть его из памяти.
Совсем недавно, на конференции по нейронаукам в Вашингтоне, было представлено несколько докладов о подобных клинических исследованиях. В них участвовали ветераны вьетнамской войны, операции Буря в пустыне . Врачи и психологи работали с ними, извлекая травматические воспоминания на фоне введения лекарств, которые всем известны, но которые, как в последнее время показано, способны препятствовать реконсолидации (перезаписыванию) памяти. Например, некоторые бета-блокаторы. Это воздействие облегчало состояние у части пациентов. Другая работа — на добровольцах, страдающих арахнофобией. Им показывали виртуальных пауков, одновременно давали принять таблетку препарата, и страх исчезал.
Это пока лишь самое начало: данные об этих исследованиях опубликованы только в тезисах — полные версии статей в ближайшее время должны появиться в международных научных журналах. Но работа идет во многих лабораториях, и с каждым месяцем результатов будет все больше и больше.
— Вы — в числе пионеров этих исследований. Каковы же практические перспективы в России?
— Пока я не знаю клиницистов, психотерапевтов, заинтересовавшихся этими новыми подходами. Однако, мне кажется, следует отчетливо понимать, насколько опасную возможность наука в очередной раз дает в руки человека. Представьте себе такие таблетки забвения , избавляющие Раскольникова от возвышающих мучений…
Существуют, правда, и другие тяжелые заболевания, когда может помочь этот совершенно новый подход, — наркомания и алкогольная зависимость. Ведь часто даже после лечения человек, попадая в знакомую обстановку, сопутствовавшую приему алкоголя или наркотиков, начинает все сначала. На той же международной конференции по нейронаукам в Вашингтоне была организована специальная сессия на эту тему. И сейчас, в Cold Spring Harbor, несколько групп докладывали о результатах, правда, пока на животных.
— Мы пока говорим только о разрушении памяти, а как быть с восстановлением?
— Возможно, это связанные вещи. У меня есть гипотеза о том, как нарушения памяти о прошлом при болезни Альцгеймера (БА) могут быть обусловлены этим открытым нами механизмом. Если она верна, то появляется возможность предотвращения этих нарушений. Это, повторяю, пока не более чем гипотеза, но ее можно проверять на животных, и я сейчас ищу фонды, которые смогли бы финансировать такой проект.
— Это трудно?
— Если обращаться в западные фонды, то, чтобы обосновать необходимость работы, нужно сделать значительную ее часть. В отечественных фондах другая ситуация: они готовы поддержать самые смелые проекты, но нацелены на скорейшее внедрение результатов в клинику. В каких-то случаях это возможно, а нам нужно пройти еще долгий путь.
— А в лечении болезни Альцгеймера в мире появилось что-то кардинально новое?
— Пока нет. Наша группа, например, в рамках одного из проектов занимается исследованием на животных различных веществ, способных улучшать память. Однако это не решает проблемы в корне. Практически все известные препараты против БА лечат проявления, а не болезнь. Это способы подстимулировать еще живые нервные клетки, улучшить остатки памяти, но не вернуть память в принципе.
Однако хочется надеяться, что это затишье перед бурей. Возможно, эти новые открытия механизмов памяти и новые технические средства помогут разработать другие подходы к лечению.
Ученые и медики учатся избавлять людей от тяжелых воспоминаний
www.mn.ru