Есть одна в определенном смысле жестокая правда о том, что существуют два совершенно разных принципа жизни – принцип производительный и принцип потребительский. В человеческих отношениях эти принципы тоже действуют.
И можно сказать, что принцип потребительский – это принцип в каком-то смысле инфантильный, потому что он идет от отношений с матерью, тех первичных отношений – инстинктов («мамка теплая, молоко сладкое, сосу, сосу – и рай»).
Принцип производительный – он, скорее, отцовский принцип, когда для того чтобы заслужить похвалу отца, поощрение, любовь с его стороны, необходимо что-то делать.
И в этом плане можно говорить, что по способу строить отношения люди как бы делятся на две группы. Первая группа – это дети, которые ищут мать в отношениях, ищут первичный способ взаимодействия, способ потребления, и они беззаботно, искренне, совсем не по-злодейски себя ощущают в этом, они просто естественно и органично потребляют и не знают, что такое благодарность в полном смысле этого слова – ну кто говорит матери спасибо за материнское молоко?
Сталкиваясь с ситуацией, которая как бы предопределяет благодарность, эти люди испытывают колоссальное напряжение, вплоть до истерики, до сильнейшего желания избежать такой ситуации.
Бывает так, что спасаешь человеку жизнь или помогаешь ему в сложной жизненной ситуации. А течение недели после этого он сделает все, чтобы прервались все контакты, даже случайно возможные.
Обычно мы расцениваем такую ситуацию как предательство, как непонятное предательство. И только много лет спустя понимаем – в этом нет умысла. Это инстинкт, инстинкт человека, который в отношениях – не на уровне материальных, там этот человек замечательный, бескорыстный, материально всегда мог помочь, поделиться куском хлеба, как говорится, а именно на уровне эмоциональных, истинно человеческих отношений – не в состоянии ничего дать. У него нет такого места, так сложился его процесс становления, что он умеет только брать. Его нельзя судить за это. Можно, конечно, осудить, не зная, что есть люди, так и оставшиеся при матери, безотцовщина эмоциональная, они не знают любви к отцу, любви, которая изначально построена на чувстве благодарности, на активной деятельности.
Как сказано у Соломона, «слушай… наставление отца твоего и не отвергай завета матери твоей».
Вторая группа – это люди, которые в сфере эмоциональной жизни, в сфере человеческих отношений не в состоянии брать. Они как бы безматеринские – не знают материнской любви. Они не могут взять то, что им предлагается, потому что не знают, что с этим делать. Хотя это совершенно бескорыстный материнский дар. Это один из серьезнейших источников психопатологии обыденной жизни.
Мы часто подрываем корни того дуба, который нас кормит, пока живой. Порой кажется, что именно в сфере неформальных человеческих отношений, в сфере отношений близких людей, детей и родителей, влюбленных, мужей и жен, друзей это очень острая проблема. Ибо это такой существенный дефект эмоционального мира, который исправить, компенсировать, говоря научным языком, очень трудно.
БОЛЬШИЕ ДЕТИ
Мы – большие дети, и мы сами, и человечество в целом. Мы относимся к природе только как к матери: берем, берем, берем… И она, конечно, дает, истощаясь все больше и больше. Потому нам так и не хочется родиться в третий раз (первое рождение – биологическое, второе – социальное, третье – духовное), что нас там ждет отец, т.е. мир, который сразу предъявит к нам колоссальные требования. Ибо требования – это и есть отцовская любовь. Ибо отец задает границы, показывает границы и учит делать, действовать, творить. Родиться в третий раз – это и значит оказаться наедине с миром.
Мать тут, рядом, но уже есть и отец. Помню, когда-то у меня был любимый вопрос. Куда уходят духовные искатели после тридцати, тридцати пяти лет? До тридцати лет их полно, а потом, старше – уже единицы. Куда они исчезают вдруг? В матку они исчезают, в утробу социальную, потому что пора что-то делать, ответ перед отцом держать, перед миром, ответственность на себя брать, а не хочется. Пора уже что-то отдавать, производить, хотя бы как дуб желуди для свиньи. А вдруг она рылом подрывать корни станет? Лучше ничего не производить – не будет и подрывать.
Отцовской любви надо добиться, отец не может любить так, как мать, и не должен. Его любовь проявляется сурово и требовательно, ее надо добиться. Здесь не говорится о тех случаях – семей таких много – когда отец сам как ребенок, вроде отец, а вроде нет, но все равно кто-то будет вместо отца когда-нибудь.
А вот здесь, при третьем рождении, от отца никуда не спрячешься. Вот он – мир. Во всей его красоте и непреложности, во всей его любви и справедливости.
И в определенном смысле мы можем сказать, что вот тогда, когда есть мать и есть отец, возможно единство, полнота этих двух планов бытия и смысла, ибо бытие – это все-таки материнская власть, а смысл – это отцовская мера. И тот, в ком нет отцовского начала, не умеет ни остановить себя сам, ни организовать себя сам, ни действовать из самопобуждения, т.е. у него никакого «сам» и быть не может. Ни в первом рождении, ни во втором, ни в третьем. Ибо «сам» всегда имеет границы себя, «сам» – это значит «отграниченный». И отграниченный, как мы говорили, изнутри.
Это граница не как препятствие, поставленное другими, а как ограниченность, определенная самим собой. То есть знанием себя в строгом смысле слова. Спроси у любого духовного искателя: «Ты хочешь третьего рождения?» Конечно, он скажет: «Хочу».
Как «трижды герой» – «трижды рожденный». Но если ему объяснить, показать реальность, ожидающую его, если проанализировать его отношения с его собственным первым отцом, сказать, что его ждет еще более суровый, добиться любви которого во много раз труднее и во много раз больше труда надо к этому приложить, захочет ли он третьего рождения? Еще с первым-то не все ясно.
Мир отца спросит с каждого: что ты сделал с матерью своей, с природой, какой ценой бытию ты достался? И чего-то ты так долго не рождался, а сидел в утробе? И почему ты обидел любимую мою? И надо будет отвечать, и объяснять, и понимать, и выслушивать наставления отцовские, и учиться уму-разуму, и становиться самим собой, и ставить свою подпись под деяниями своими.
ДВУСТОРОННЯЯ ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА
Такова наша двусторонняя природа. Мы ловим, так сказать, кайф: мы – Человечество. Особенно с XVII в., после того как объявили «cogito, ergo sum», мы покоряем природу, управляем миром, делая его все более удобным для себя. Ну, кто теперь скажет, что теплый туалет – это хуже, чем где-нибудь там под кустиком зимой. Это как бы очевидно, но у этого есть оборотная сторона!
Сознание наше разворачивалось в эти века в сторону насилия над реальностью. В сторону принципа силы. «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача». И мы брали. Но мы тоже часть природы, даже если освободимся от так называемого физического тела!
Даже представив себя в виде бестелесной энергетическо-информационной сущности, которая подобным образом насилует природу, мы увидим, что она все равно насилует и себя самое, потому что нельзя насиловать мир, ничего не делая с собой. Вот по этому поводу замечательная иллюстрация этого.
Начался суд над ростовским насильником, который изнасиловал, убил большое количество людей. Его двадцать лет не могли поймать. Он абсолютно добропорядочный человек, с высшим образованием, был член КПСС, дети у него. Показали его по телевидению. Нормальный такой, благообразный. На уровне конвенций, конвенционального поведения он неопознаваем, пока удается скрывать эту патологическую часть себя. Но внутри себя он разрушен, он уже зверь бешеный внутри себя.
Так что же толку во всей этой нашей конвенциональной цивилизации «cogito, ergo sum», если в ней неопознаваемо такое уродство? И наоборот, если в ней здоровому человеку только потому, что он инакомыслящий, можно приписать вялотекущую шизофрению и запихнуть в психушку?
Что это за цивилизация? Это цивилизация насилия над миром. Почему? Да потому, что так легче, мы опять уходим от уникальности, сводим себя к типическому. Ведь знание, которое мы обозвали «cogito, ergo sum», – это знание статистическое, знание наиболее вероятного. И это знание боролось и будет бороться с любой уникальностью.
Есть такая полулегенда-полубыль, что в сейфе у президента Академии наук СССР хранится алмаз, внутри которого, как в янтаре, муха. Вот такой нашли. Его прятали так, чтобы никто никогда не узнал.
Даже если это легенда, все равно она принципиально говорит о том, каково сознание, на котором держится вся наша цивилизация. Если появляется факт, который противоречит устоявшемуся представлению, его надо убрать, уничтожить. Сразу не уничтожили, упрятали в сейфе. Но он все равно где-нибудь объявится, хотя бы в слухах. А потом критическая масса таких артефактов совершит переворот, и мы поймем, что мир уникален, а не типичен.
Все эти триста с лишним лет, с XVIII в., мы и к себе непроизвольно учились относиться статистически. И идеалы создавали статистические. И обязательно по иерархии.
Единственная возможность быть уникальным – это не быть уникальным человеком. Можно быть уникальным шахматистом, уникальным бегуном, уникальным артистом, уникальным правителем, вождем, потому что это все социальные позиции. Это все – Чемпион. И все должны бежать по одной дорожке, стараясь друг друга обогнать, иначе нет прогресса. Это единственный смысл, который нам предлагает рациональная культура жизни.
А что делать тому, кто сошел с дорожки, кто никогда не будет на вершине никакой пирамиды, даже самой маленькой? Призывать учителей с Ориона? Ну и что? Ничего опять. Это же не уникальность его самого. Это уникальность его связи. У него такая связь. А у других такой связи нет. Вот он контактер, а ты – нет. Но это же не он уникальный. Это все равно что сказать: я уникальный человек потому, что лично знаком с президентом. Ну и что, что ты лично знаком? Это у тебя такой вот блат, говоря простым языком. Но ты-то сам где? Что это говорит о тебе, о твоей человеческой уникальности, о твоем субъективном мире, о твоем духе? О твоем богоподобии? Больше всего поражает, когда люди, казалось бы, искренне религиозные, забывают простую вещь, что Бог создал человека по образу и подобию своему. Если человек – это подобие Божие, с ним надо обращаться иначе, правда?
НАРУШЕНИЕ ЭКОЛОГИИ ЧЕЛОВЕКА
Итак, живя в таком социально-психологическом мире, который называется «западноевропейская цивилизация», мы живем в мире статистическом, такова установка сознания. А в статистическом мире спрос на типичность все время растет, а на уникальность – падает, на нашей человеческой бирже труда. И естественно, как контрвзрыв, как контрдействие, как вызов – мы имеем то, что называется экологическими катастрофами, нарушением экологии самого человека как природного существа, то, что называется нарушением экологии субъективной реальности.
Все это – последствия отсутствия спроса на уникальность. Поэтому любое шарлатанство, любую псевдомистику – все, что имеет хоть какое-нибудь отношение к спросу на уникальность, невозможно ликвидировать никакими призывами. Давайте отделим шарлатанов от нешарлатанов!
Это невозможно. Кто будет отделять? Кто будет выступать в качестве эксперта? С каких позиций?
Что же можно сделать, если вы уже об этом задумались? Как говорил один мудрец: «Когда в человеке начинается духовный путь? Когда он вдруг однажды посмотрит на свою жизнь и спросит себя: это что? Это все? Что, больше ничего нет? Так вот ради этого меня сюда призывали, на этот свет? Не может быть!» Он интуитивно чувствует, что это обман. И когда человек интуитивно чувствует, что его обманывают, выдавая за целую жизнь ее маленький кусочек под названием «социально успешное функционирование», тогда человек хочет чего-то другого.
Источник: «Новое человечество\www.neohuman.rу\»
Принципы жизни: потребление и производство
